Подмосковные загадки

Накануне, когда я солил огурцы, я оставил на ночь на кухне ведро с водой, в которой промывал перед засолкой эти самые огурцы. Встав поутру и чуть не опрокинув спросонок ведро, я счел благоразумным вылить воду во двор. На лёгшей под выплеском воды траве обнаружился Ушастый. Даже не отряхнувшись, мышонок обессилено уполз в дебри трав и где-то там исчез. Представляю его состояние, когда он по дурости угодил в ведро и по-собачьи стал нарезать круги, пытаясь вылезти наружу. Хотя ему, безусловно, повезло. Купание, по-видимому, длилось недолго, поскольку мышиных сил на долгое времяпрепровождение в воде обычно не хватает. Да и я, выплескивая ведро, не додумался заглянуть в него загодя: тут уж точно Ушастому пришел бы конец.

Дело в том, что разбирая поленицу у камина и удаляя оттуда погрызенные мышью орехи, я заметил несколько потухших угольков, что меня всерьез озадачило. Поначалу это обстоятельство никак уж не вязалось с Ушастым, хотя угольки из камина сами по себе попасть в поленицу не могли. Продолжая перекладывать дрова, в самой глубине поленицы я уже обнаружил приличную кучку этих угольков, поверх которых аккуратно лежал старый окурок. Поворошив угольки палочкой в поисках мышиного помёта – обычного атрибута пребывания в доме мышей – я разглядел несколько объеденных горошин маша.

Да, зимой, позанимавшись фотографией он-лайн и даже пройдя таким образом курсы фотографов, я переснимал заново старый рецепт машкичири и использовал для него ровно стакан маша, привезённого из Москвы. Так что вполне вероятно, что несколько горошин я уронил, пока занимался перебиранием мелких фасолинок.
Полностью разобрав поленицу и сняв полку, на которой лежали дрова, я увидел змеящуюся вдоль плинтуса дорожку из маша, ведущую в самый угол кухни, где стоял мой ящик для зимней рыбалки. За ящиком возвышался уже целый Монблан маша, из которого можно было приготовить ещё один машкичири.

Почесав затылок и попытавшись объяснить себе природу появления маша в доме, куда я его привозил только по необходимости и в строго определенном количестве, я стал перебирать в кухонном шкафу банки со всевозможными крупами и специями. Маша среди них не было, и быть не могло, поскольку при долгом хранении в нём заводится мишА – эдакие мелкие черные жучки, которые питаются этой культурой. Но с другой стороны, не могла же эта проклятая мышь приволочь сюда маш из какого-то другого дома, тем более что в моей деревне понятия не имеют, что такое маш и что из него можно приготовить!

На этом загадки не кончились. Минувшим летом, будучи в Ташкенте, я снял несколько семян с развесистого куста «ночной красавицы», чтобы попытаться вырастить эти цветы в условиях Подмосковья. Если кто не знает, «ночная красавица» — довольно распространенное в Узбекистане однолетнее декоративное растение. За короткое время оно действительно превращается в мощный куст с широкими светло-зелеными листьями, у основания которых густо разрастаются цветы самых разных оттенков. Раскрываются они исключительно вечером, когда наступает относительная прохлада, и всю ночь над кустами стоит едва уловимый горьковатый аромат.

Климат Подмосковья «ночным красавицам» пришёлся не по вкусу. Выращенная мною в парнике рассада, едва попав на клумбу, быстро загнулась, хотя пара кустиков все же выжила. Их, впрочем, даже кустиками сложно было назвать – так себе, хлипкие травянистые веточки, на которых несколько цветков появилось только в начале августа. Но и это уже можно было назвать победой. Подвязав ветки к колышкам, я холил их и лелеял, в надежде, что грядущее потомство в виде акклиматизированных или (по научному) районированных семян в следующий сезон поведет себя иначе.

Однако через неделю, в очередной мой приезд на дачу, один из кустиков «ночной красавицы» испортил моё выходное настроение. Растение вместе с колышком стояло скорее горизонтально, нежели вертикально – как вывороченная ураганом сосна, где не разберешь, жива она ещё или уже не жива. От кустика в глубину трав уходила змееподобная выпуклость, словно бы кто-то в дернине прокладывал туннель, чуть вспучив поверхность земли. Туннель заканчивался небольшим отверстием со следами грунта, который я остервенело забил каблуком в отверстие. Но, полагаю, надо было утоптать сам туннель, потому что, забив нору и вернувшись к поверженной «ночной красавице», я увидел мелькнувшие ляжки Ушастого. Из туннеля у корневища цветка он нырнул в спасительную траву, которой на моем участке несть числа.

— Что же вы, взяли столько земли, — вспомнил я диалог с местной колхозницей, случившийся лет 15 назад, — и ничего не выращиваете?
— Как это не выращиваю? – парировал я, обводя рукой заросли разноцветья и разнотравья, в которых не то что ребенок, но взрослый мог затеряться. — А это что, по-вашему? Вам перечислить, что таит в себе каждый квадратный метр этой природной аптеки?
— Дык, этой аптеки вон сколько за забором! — не растерялась колхозница.
Но не растерялся и я:
— За забором – это государственное. А здесь – моё, и мною взлелеянное!
— Тю! — только и сказала колхозница, отправившись по своим колхозным делам. А я почему-то об этом «тю» думаю нынче с особой теплотой, перебирая в памяти множество встреч и знакомств с местным людом, добрым, приветливым и таким заковыристым, что что-то оттаивает в душе. Хотя и тревожит тоже.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что не самый высокий интеллект рассыпал по дороге к моим заповедным местам поселения с «исконно русскими» названиями. Такими, как, например, «Агаларов эстейт» или «Гринфилд». Или «Барвиха хилз» с «Барвихой вилидж». Да чего уж там! Всякие «Агуа форесты», «Италиан плазы», «Резиденции Бенилюкс», «Гайд парки» и прочие топографические изыски воспалённых «Домом-2» мозгов заставляют диву даваться и щипать себя за подбородок.

Правда, всего лишь на доли секунды, ибо не в названиях дело. Я нисколько не сомневаюсь в том, что однажды дефицит интеллекта вкупе с изобилием рук загребущих соорудит какой-нибудь «Честертон риверс» за моим забором, вытравив с государственной травой остатки патриархальной России. Хотя, возможно, произойдёт чудо, и стремление набивать мошну любой ценой кому-то встанет, наконец, поперек горла. Или его им поставят поперек горла. Когда, например, окажется, что основной массе крестьянства, которое даже здесь, в ста верстах от столицы, на 80 процентов живёт и питается огородами и лесом, не найдётся места в «Подмосковных Швейцариях», «Маленьких Италиях» и прочих метастазах жирной жизни, привнесенных сюда со всякого рода Лазурных берегов безмозглыми идиотами. Впрочем, о чём это я, сам выращивающий на своих 15 сотках по два ведра огурцов и ведру картошки каждый сезон, в то время как на этих 15 сотках могли колоситься хлеба?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.