Ну что, поползень, склевал кусочек сыра? А вот мне меньше всего хочется думать о котлетах, тем более, что я выпотрошил жирную бочковую слабосоленую селедку, вынул из нее кости и косо нарезал филе, реберная часть которого светится лепестком березовой коры, на который упала роса и солнечный блик одновременно… Тонко наструганный красный крымский лук, отжатый затем и тщательно промытый, на который положено несколько капель уксуса. Плюс — капли пахучего растительного масла…Плюс кружочки отваренной, затем охлажденной, затем очищенной от кожуры картошки. Плюс собственноручно приготовленный хлеб по рецептам для хлебопечки. Ну и протыкаешь вилкой этот бутерброд, поверх которого кольцо лука, затем селёдочный ломтик, затем — картофельный кружок, затем — горбушка хлеба. Выдох. Под вдох — рюмка ледяной водки. Пауза, длящаяся до пика ощущения водочного послевкусия. Ну и селедочка, наконец…
Школьная котлета за 8 копеек доставалась мне, как правило, под самый конец перемены, когда уже звенел звонок. Поэтому я клал котлету в карман тогдашних форменных брюк и ощущал её бедром весь урок, заодно согревая теплом тела. На булочке за 4 копейки она потом в целом смотрелась неплохо. За оставшиеся 8 копеек (родители отпускали мне на школьный завтрак 20 копеек) можно было купить ещё стакан молока, а можно было эти 8 копеек приберечь, чтобы назавтра приобщиться к фантастическим пирожным за 22 копейки…
Нет, я не был обжорой. Более того, мне в школе стыдно было есть, особенно в присутствии девчонок. Девчонки — особая статья, настолько потусторонняя, что банальный физиологический акт в виде поедания кулинарных банальностей представлялся невероятной мерзостью, хотя очень хотелось есть.
Однажды, завидев единственую в нашем классе блондинку, Свету Фомичёву, я сунул в карман, запомнивший котлеты за 8 копеек, то самое фантастическое пирожное, с кремовыми завитушками, имитирующими пару листиков и розу на утренней заре. Ещё бы, я ведь Свету навещал у неё дома, когда она заболела, и память сделала в моём мозгу первую зарубку девчоночьей потусторонности — в виде запаха какого-то лекарства, которое ей давали. Много лет спустя, я узнал, что так пахнет мазь на основе змеиного яда. А в десятом классе, когды мы бесились, Света стукнула меня по голове снятой с ноги туфлёй. Так стукнула, что я на минуту провалился в запахи её комнаты со змеиным ядом и словно бы уткнулся в нежную девичью шею, конечно же потусторонюю…
Эх, поползень ты, поползень.