Мама

Как только самолет набрал скорость и оторвался от бетонки Ташкентского аэропорта, я раскрыл первую попавшуюся под руки газету. Надо же было как-то скоротать почти четырехчасовой перелёт.

«Комсомолка» публикует целый разворот какой-то блогерши из Израиля, которую с внутренним кровотечением угораздило попасть в заштатную воронежскую больницу. Картина невеселая. Антисанитария, безвкусная больничная еда, бездушие и безразличие врачей… Чиновники здесь не лечатся, как не лечатся и олигархи воронежского розлива. В трущобах повседневья миллионов простых россиян, если и случается свет, то, конечно, не от фейерверков над стрижеными газонами. Так, болтается лампа под шляпой светильника советских времен – одна на сотни разбитых или перегоревших. Похожая на фонарь в конце туннеля, лампа лишь обозначает начало пути в бесконечность небес. Ищи и свищи там свою надежду…

Собственно, в Ташкент меня привели схожие с израильской блогершей обстоятельства. Моя пожилая мама поскользнулась и сломала плечо – прямо у основания плечевого сустава. Дальнейшее может показаться фантасмагоричным даже для видавших виды россиян. Первый вопрос, который задали в «Скорой помощи», куда последовал вызов, был таким: «Сколько заплатите?». Аналогичные вопросы задали в Ташкентском институте травматологии и ортопедии, от которого отвалила получившая своё «Скорая помощь». «Сколько, сколько, сколько?» — звучало в рентген-кабинете, от осматривающего врача, от двух, судя по всему, практиканток, кое-как наложивших маме гипс.

Однако требуемые и заплаченные суммы местных денег никоим образом не повлияли на качество оказанной помощи. Как выяснилось позже, сломанную кость маме на место не поставили. Более того, перелом сопровождался вывихом плечевого сустава, который вызывающе торчал над ключицей, но врач этого «не заметил». Практикантки зафиксировали руку так, словно речь шла не о переломе плеча, а одного из пальцев руки – то есть шиворот-навыворот. Гипсовая повязка на мамином плече болталась, а плоть под ней через неделю стала покрываться язвами и гнойниками.

Примерно в сорока километрах от Ташкента, за Занги-атой, если ехать по старому Янгиюльскому тракту, в небольшом дворике кишлачного лекаря, где толпились жертвы столичных медицинских «светил», маме сняли гипс, промыли водкой образовавшиеся язвы и, разумеется, без какого-либо обезболивания поставили на место кость и сустав, выкручивая плечо под аккомпанемент истошных маминых криков. Я сам был позже в этом дворике, наполненном воплями и стенаниями поломанных и покорёженных, которым вправляли руки и ноги, совмещали кости, ставили на место суставы и позвонки, порою нещадно обминая спины ступнями. Но здесь не звучало «Сколько заплатите?». Тот, кто мог или считал нужным заплатить, просто подкладывал купюры под расстеленный на топчане коврик.

Впрочем, дело не в этом. И даже не в мамином переломе. Проецируя реалии бывшей братской республики на реалии её же бывшего «старшего брата» — России – я начинаю понимать, что происходит у нас, хотя что тут понимать? Катастрофа уже ломится в наше бытие, просачиваясь бурными потоками из-под плотно закрытых дверей, а где-то вынося эти двери с корнем. Она маячит мурлом наших нищих градоначальников, у которых жены – миллиардерши. Округляет глаза, когда говорят, что столичные смоги гробят людей пачками. И – переводит эти глаза в потупленное положение, когда выясняется вдруг (!), что при закупках заграничных томографов на бюджетные средства две трети заплаченных за них денег рассосались по неизвестным карманам. И прочее, прочее, прочее, нарастающее, как снежный ком.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.